Октоих. С. А. Есенин
Гласом моим Пожру Тя, Господи.
Ц.О.
1
О родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.
Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бдения
Извечьем напились.
Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.
О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом!
На золотой повети
Гнездится вешний гром.
Овсом мы кормим бурю,
Молитвой поим дол,
И пашню голубую
Нам пашет разум-вол.
И не единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье божьих рук.
2
«О дево
Мария! —
Поют небеса. —
На нивы златые
Пролей волоса.
Омой наши лица
Рукою земли.
С за-гор вереницей
Плывут корабли.
В них души усопших
И память веков.
О, горе, кто ропщет,
Не снявши оков!
Кричащему в мраке
И бьющему лбом
Под тайные знаки
Мы врат не сомкнем.
Но сгибни, кто вышел
И узрел лишь миг!
Мы облачной крышей
Придавим слепых».
3
О боже, боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
Созвездий светит пыль
На наших волосах.
Шумит небесный кедр
Через туман и ров,
И на долину бед
Спадают шишки слов.
Поют они о днях
Иных земель и вод,
Где на тугих ветвях
Кусал их лунный рот.
И шепчут про кусты
Непроходимых рощ,
Где пляшет, сняв порты,
Златоколенный дождь.
4
Осанна в вышних!
Холмы поют про рай.
И в том раю я вижу
Тебя, мой отчий край.
Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед,
И светит его шуба
Горохом частых звезд.
И та кошачья шапка,
Что в праздник он носил,
Глядит, как месяц, зябко
На снег родных могил.
С холмов кричу я деду:
«О отче, отзовись…»
Но тихо дремлют кедры,
Обвесив сучья вниз.
Не долетает голос
В его далекий брег…
Но чу! Звенит, как колос,
С земли растущий снег:
«Восстань, прозри и вижди!
Неосказуем рок.
Кто все живит и зиждет —
Тот знает час и срок.
Вострубят божьи клики
Огнем и бурей труб,
И облак желтоклыкий
Прокусит млечный пуп.
И вывалится чрево
Испепелить бразды…
Но тот, кто мыслил девой,
Взойдет в корабль звезды».
Источник
Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина
Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ
ОКТОИХ
Гласом моим пожру Тя, Господи.
Ц. О.
О родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.
Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бденья
Извечьем напились.
Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.
О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом!
На золотой повети
Гнездится вешний гром.
Овсом мы кормим бурю,
Молитвой поим дол,
И пашню голубую
Нам пашет разум-вол.
И ни единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье Божьих рук.
«О Дево
Мария! —
Поют небеса.—
На нивы златые
Пролей волоса.
Омой наши лица
Рукою земли.
С-за гор вереницей
Плывут корабли.
В них души усопших
И память веков.
О горе, кто ропщет,
Не снявши оков!
Кричащему в мраке
И бьющему лбом
Под тайные знаки
Мы врат не сомкнем.
Но сгибни, кто вышел
И узрел лишь миг!
Мы облачной крышей
Придавим слепых».
О Боже, Боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
Созвездий светит пыль
На наших волосах.
Шумит небесный кедр
Через туман и ров,
И на долину бед
Спадают шишки слов.
Поют они о днях
Иных земель и вод,
Где на тугих ветвях
Кусал их лунный рот.
И шепчут про кусты
Непроходимых рощ,
Где пляшет, сняв порты,
Златоколенный дождь.
Осанна в вышних!
Холмы поют про рай.
И в том раю я вижу
Тебя, мой отчий край.
Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед,
И светит его шуба
Горохом частых звезд.
И та кошачья шапка,
Что в праздник он носил,
Глядит, как месяц, зябко
На снег родных могил.
С холмов кричу я деду:
«О отче, отзовись. »
Но тихо дремлют кедры,
Обвесив сучья вниз.
Не долетает голос
В его далекий брег.
Но чу! Звенит, как колос,
С земли растущий снег:
«Восстань, прозри и вижди!
Неосказуем рок.
Кто всё живит и зиждет —
Тот знает час и срок.
Вострубят Божьи клики
Огнем и бурей труб,
И облак желтоклыкий
Прокусит млечный пуп.
И вывалится чрево
Испепелить бразды.
Но тот, кто мыслил Девой,
Взойдет в корабль звезды».
Источник
Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина
Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ
ОКТОИХ
Рейтинг: 
/ 0
Просмотров: 5187 ОКТОИХ
Гласом моим пожру Тя, Господи.
Ц. О.
О родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.
Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бденья
Извечьем напились.
Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.
О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом!
На золотой повети
Гнездится вешний гром.
Овсом мы кормим бурю,
Молитвой поим дол,
И пашню голубую
Нам пашет разум-вол.
И ни единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье Божьих рук.
«О Дево
Мария! —
Поют небеса.—
На нивы златые
Пролей волоса.
Омой наши лица
Рукою земли.
С-за гор вереницей
Плывут корабли.
В них души усопших
И память веков.
О горе, кто ропщет,
Не снявши оков!
Кричащему в мраке
И бьющему лбом
Под тайные знаки
Мы врат не сомкнем.
Но сгибни, кто вышел
И узрел лишь миг!
Мы облачной крышей
Придавим слепых».
О Боже, Боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
Созвездий светит пыль
На наших волосах.
Шумит небесный кедр
Через туман и ров,
И на долину бед
Спадают шишки слов.
Поют они о днях
Иных земель и вод,
Где на тугих ветвях
Кусал их лунный рот.
И шепчут про кусты
Непроходимых рощ,
Где пляшет, сняв порты,
Златоколенный дождь.
Осанна в вышних!
Холмы поют про рай.
И в том раю я вижу
Тебя, мой отчий край.
Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед,
И светит его шуба
Горохом частых звезд.
И та кошачья шапка,
Что в праздник он носил,
Глядит, как месяц, зябко
На снег родных могил.
С холмов кричу я деду:
«О отче, отзовись. »
Но тихо дремлют кедры,
Обвесив сучья вниз.
Не долетает голос
В его далекий брег.
Но чу! Звенит, как колос,
С земли растущий снег:
«Восстань, прозри и вижди!
Неосказуем рок.
Кто всё живит и зиждет —
Тот знает час и срок.
Вострубят Божьи клики
Огнем и бурей труб,
И облак желтоклыкий
Прокусит млечный пуп.
И вывалится чрево
Испепелить бразды.
Но тот, кто мыслил Девой,
Взойдет в корабль звезды».
Источник
Октоих
Гласом моим Пожру Тя, Господи.
Ц.О.
О родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.
Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бдения
Извечьем напились.
Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.
О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом!
На золотой повети
Гнездится вешний гром.
Овсом мы кормим бурю,
Молитвой поим дол,
И пашню голубую
Нам пашет разум вол.
И не единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье божьих рук.
«О дево
Мария! –
Поют небеса. –
На нивы златые
Пролей волоса.
Омой наши лица
Рукою земли.
С за гор вереницей
Плывут корабли.
В них души усопших
И память веков.
О, горе, кто ропщет,
Не снявши оков!
Кричащему в мраке
И бьющему лбом
Под тайные знаки
Мы врат не сомкнем.
Но сгибни, кто вышел
И узрел лишь миг!
Мы облачной крышей
Придавим слепых».
О боже, боже,
Ты ль
Качаешь землю в снах?
Созвездий светит пыль
На наших волосах.
Шумит небесный кедр
Через туман и ров,
И на долину бед
Спадают шишки слов.
Поют они о днях
Иных земель и вод,
Где на тугих ветвях
Кусал их лунный рот.
И шепчут про кусты
Непроходимых рощ,
Где пляшет, сняв порты,
Златоколенный дождь.
Осанна в вышних!
Холмы поют про рай.
И в том раю я вижу
Тебя, мой отчий край.
Под Маврикийским дубом
Сидит мой рыжий дед,
И светит его шуба
Горохом частых звезд.
И та кошачья шапка,
Что в праздник он носил,
Глядит, как месяц, зябко
На снег родных могил.
С холмов кричу я деду:
«О отче, отзовись…»
Но тихо дремлют кедры,
Обвесив сучья вниз.
Не долетает голос
В его далекий брег…
Но чу! Звенит, как колос,
С земли растущий снег:
«Восстань, прозри и вижди!
Неосказуем рок.
Кто все живит и зиждет –
Тот знает час и срок.
Вострубят божьи клики
Огнем и бурей труб,
И облак желтоклыкий
Прокусит млечный пуп.
И вывалится чрево
Испепелить бразды…
Но тот, кто мыслил девой,
Взойдет в корабль звезды».
Источник
Октоих
Октоих (с. 41) — Зн. тр., 1918, 7 апреля (25 ), № 174; журн. «Наш путь», Пг., 1918, № 1, апреля, с. 43-46; Г 18 ; Г 20 ; Триптих; Рж. к.; Грж.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.) с исправлением в ст. 11 («бденья» вместо «бдения»). Датируется по Рж. к., где имеется помета рукой Есенина: «1917 август». Авторская дата в наб. экз. (1918) не соответствует действительности, поскольку еще 16 ноября 1917 года Иванов-Разумник отправил Андрею Белому письмо, содержащее полную копию «Октоиха» (Письма, 315).
До публикации поэмы в целом, в конце декабря 1917 года, треть ее текста (ст. 1-8, 13-16, 25-28, 40-49, 67, 87-92) была обнародована Ивановым-Разумником в его статье «Две России» (Ск-2, с. 217, 218, 221, 225, 228-229). Со- и противополагая «две России», персонифицированные для него, с одной стороны, в А.М.Ремизове с его «Словом о погибели Русской земли», а с другой — в Есенине и Клюеве, Иванов-Разумник писал:
«У Ремизова — „злоба кипит в душе, кипит бессильная: ведь полжизни сгорело из-за той России, которая обратилась теперь в ничто. “ И не одинок он теперь в своей злобе — густая толпа злобящихся с ним и за ним. Но беззлобна радость народных поэтов: „Радуйтесь! Земля предстала новой купели. “ . Ремизов проклинает — и: „не проклинаю я никого, потому что знаю час, знаю предел, знаю исполнение сроков судьбы. Ничто не избежит гибели. “ И отвечает ему поэт (Есенин, в поэме „Октоих“) сильными и полными веры словами . Что ж удивляться тому, что и революция для него есть лишь „беззаконство“ несметной бесовской силы „из темных ям“? Что ж удивляться и тому, что нет и не может быть взаимного понимания между таким отношением к мировой вести,- и верою в то, что нынешняя и грядущая мировая трагедия есть не беззаконство темной силы, а тяжелый, тернистый светлый путь человеческого освобождения, что светлая победа — впереди, что
ни единый камень,
пращу и лук,
Не подобьет под нами
Подъятье Божьих рук.
Так разделилась русская литература, русское общество и вся русская земля; так, быть может, скоро разделится весь мир. И каждый из нас должен твердо знать, за какую правду он готов стоять до конца. И если правда Ремизова мне чужда, темна и враждебна, то правда народных поэтов мне светла, близка и радостна» (Ск-2, с. 217, 221, 229).
В.А.Амфитеатров-Кадашев откликнулся на первую публикацию «Октоиха» статьей «Дождь без портов и теленок с востока» (неидентифицированная газетная вырезка — Тетр. ГЛМ; подпись: В.Кадашев; возможно, напечатана в московской вечерней газете «Новости дня», 8 апреля, 1918, № 11), высказавшись о поэме Есенина в фельетонно-публицистическом духе: «По-моему, поэт гениально прозрел сущность счастливой эпохи, переживаемой нами.
Благодеяния советской власти разве не выявляются в дожде декретов?
Счастье жизни в социалистическом отечестве разве не сливается мистически с дождем пуль, свистящих, зря и не зря, по городам и весям государства российского?
Весь пестрый, путаный сумбур русской жизни, вся сложность явления, именуемого социальной революцией, выражена поэтом ясно и исчерпывающе: „Где пляшет, сняв порты, златоколенный дождь“.
Далее В.А.Амфитеатров-Кадашев мимоходом иронизировал и над первой строфой «Октоиха», назвав ее «мадригалом», вызванным «исключительной преданностью» поэта «рогатому скоту». Другие критики, однако, отнеслись к зачину «Октоиха» вполне сочувственно. Откликаясь на Г 18 , В.С.Рожицын писал: «Могучий зооморфизм, чувство природы и Руси, как огромного живого, животного существа, веет над этой книгой старинным языческим сумраком . Суровая грубость этих образов еще звучней в стихе „Октоих“ . Без душевной раздвоенности, без налета книжной культурности, без раздумья, с варварски-мощным напевным стихом и стихийной ясностью язычника С.Есенин чертит свой стих, рисует Русь, как иконописец Андрей Рублев. » (журн. «Колосья», Харьков, 1918, № 17, с. 7; вырезка — Тетр. ГЛМ).
Эмоционально приподнятые оценки начала поэмы дали также А.Б.Оленин (газ. «Мир», М., 1918. 29 сентября, № 46; вырезка — Тетр. ГЛМ), И.А.Оксёнов (журн. «Жизнь железнодорожника», Пг., 1918, № 30, 15 октября, с. 7; подпись: А.Иноков), П.Н.Савицкий (журн. «Русская мысль», София, 1921, кн. I/II, с. 215-216; подпись: Петроник).
Некоторые замечания касались поэтики «Октоиха». Так, Н.В.Рыковский посетовал на «небрежные рифмы (деду — кедру; рощ — дождь; дед — звезд и т.д.)» (газ. «Раннее утро», М., 1918, 27 июня, № 117; подпись: Ник. Р-ий; вырезка — Тетр. ГЛМ). О «неправильных рифмах» упомянул в рецензии на Г 20 «Художественное слово», М., 1920, кн. 1, с. 57; подпись: В.Б.), назвав здесь же строки «дождь пляшет, сняв порты» и «на долину бед спадают шишки слов» метафорами, «вряд ли жизненными». Через два года Н.Н.Асеев, высказываясь о Триптихе, пожелал «никому под эти шишки не подвертываться», а финальную строфу «Октоиха» привел как пример стихов «ниже среднего уровня» (ПиР, 1922, кн. 8, ноябрь-декабрь, с. 40-41).
Скорее всего, Есенин имел в виду отзыв В.Я.Брюсова, когда в мае 1921 года писал Иванову-Разумнику, подводя некоторые итоги своих творческих исканий, начатых в 1917 году: «Поэтическое ухо должно быть тем магнитом, которое соединяет в звуковой одноудар по звучанию слова разных образных смыслов, только тогда это и имеет значение. Но ведь „пошла — нашла“, „ножка — дорожка“, „снится — синится“ — это не рифмы. Это грубейшая неграмотность. я отказался от всяких четких рифм Так написан был отчасти „Октоих“ и полностью „Кобыльи корабли“».
Со слов И.В.Грузинова известно следующее высказывание Есенина 1921 г.: «Кто о чем, а я о корове. Знаешь ли, я оседлал корову. Я еду на корове. Я решил, что Россию следует показать через корову. Лошадь для нас не так характерна. Взгляни на карту — каждая страна представлена по-своему: там осел, там верблюд, там слон. А у нас что? Корова! Без коровы нет России» (Восп., 1, 353).
Октоих (греч.) — богослужебная книга православной церкви, указывающая чинопоследование для будней и воскресений общественного богослужения. Здесь это слово употреблено метафорически.
(искаж. церковнослав.) — голосом моим принесу жертву Тебе, Господи. Это парафраза начала шестого ирмоса канона, поемого на глас четвертый: «Пожру Ти со гласом хваления, Господи»; канонический перевод — «Со гласом хваления принесу жертву Тебе, Господи» («Православный молитвослов с краткими катехизическими сведениями», СПб., 1907, с. 117). Сокращение «Ц.О.» раскрыто в копии поэмы рукой Иванова-Разумника (РГБ, ф. Андрея Белого) как «Церк. окт.», т.е. церковный октоих.
При чтении труда А.Н.Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» Есенин скорее всего не прошел мимо места, где говорится о связи слова «жертва» со словом «жрѣти» (греть, гореть), позднее получившем значение «поедать, жрать» (Аф. II, 39). Словами «пожру Тя» (которые можно понять и как «съем Тебя») поэт перефразировал канонический текст, тем самым придав ему определенный богоборческий оттенок, хотя здесь это вряд ли произошло намеренно.
Преполовенье — серединный день между Пасхой и Пятидесятницей (днем Святой Троицы); церковный праздник, связанный, как и Рождество, с водосвятием. В тропаре, посвященном этому празднику, есть слова: «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами».
— здесь: праздник Рождества Христова.
О Дево / / Мария. / / На нивы златые / / Пролей волоса .- В книге А.М.Авраамова «Воплощение: Есенин — Мариенгоф» (М.: Имажинисты, 1921, с. 24) эти строки стоят в ряду цитат из других стихов Есенина, где, по мнению критика, поэт изображает луну или месяц. Возможно, среди источников приведенных строк — одна из лубочных картинок, имеющая такое описание: «Богоматерь, стоящая на лунном серпе, на облаке, в короне и со скипетром в руках, с длинными распущенными волосами. Кругом головы ее (обращенной вправо) сияние» (Ровинский, III, с. 446, поз. 1126).
Плывут корабли. / / В них души усопших / / И память веков «Воздушный океан, по которому плавают корабли=облака и тучи, отделяют мир живых людей (землю) от царства умерших, блаженных предков (от светлого небесного свода). Души усопших должны были переправляться в страну вечного покоя через шумные волны этого океана, и переплывали их на облачных ладьях и кораблях. Потому фантазия первобытного народа уподобила корабль-облако плавающему в воздушных пространствах гробу» (Аф. I, 574; выделено автором).
.- Б.В.Нейман справедливо видит здесь «образ мирового дерева», правда, трактуемый им как «домысел» мифологов, «вкоренившийся» в сознание поэта (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып.] 4/5, с. 213). Ср.: Аф. II, 277 и сл. страницы.
И на долину бед / / Спадают шишки слов .- По словам самого Есенина, «мир для него есть вечное, неколеблемое древо, на ветвях которого растут плоды дум и образов» («Ключи Марии», 1918).
(церк., евр.) — спаси, сохрани; « Осанна в вышних» — слова из Божественной Литургии (песнопение хора: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф ; осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних». Строка открывает заключительную главку «Октоиха», которую Б.В.Нейман жестко квалифицировал как «лишь ритмическую обработку серии таких народно-поэтических образов или мифологических домыслов, где последовательно, из строфы в строфу идут образы Маврикийского дуба, звездной шубы, кошачьей шапки, дремлющих кедров, желтоклыкого облака и т.д.» (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып.] 4/5, с. 215). Это суждение исследователя, практически не учитывавшего в своей работе ни многозначности есенинских образов, ни их полигенетичности, вряд ли можно признать справедливым.
Холмы поют про рай. / / И в том раю. / / Под Маврикийским дубом / / Сидит мой рыжий дед «Древняя тень Маврикии / / Родственна нашим холмам» («Иорданская голубица», 1918); «. символическое древо, которое означает „семью“. в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба. Мы есть чада древа, семья того вселенского дуба. » («Ключи Марии», 1918). Этот образ «вселенского дуба», не раз возникающий в сочинениях Есенина того времени, имеет источником не только Библию (см. Быт. XVIII, 1-9), но и книгу «Поэтические воззрения славян на природу»; напр.: «Предание о мировом дереве славяне по преимуществу относят к дубу » (Аф. II, 294; выделено автором).
Употребляемое Есениным название дуба происходит от библейского именования места, где этот дуб рос,- Мамре или Мамврия; впрочем, происхождение есенинской транскрипции этого топонима («Маврикия») не выяснено.
И тот, кто мыслил Девой, / / Взойдет в корабль звезды .- Одним из источников этого образа является изображение Богоматери-Девы на иконе «Неопалимая Купина». Сопричастность Ее трем мирам — земному, небесному (ангельскому) и духовнопрестольному (Божественному) — обозначена тем, что Ее образ помещен в центре трех пространств — трех четырехугольников различных цветов; два из них представляют ромбические фигуры, образующие в сочетании подобие восьмиконечной звезды. Согласно христианской символике, «символ звезды имеет самое непосредственное отношение к изображенной на иконе „Звезде Незаходящей, вводящей в мир Великое Солнце“» (Кокухин Н. Купина неопалимая.- Журн. «Православная беседа», М., 1994, № 4, с. 15). Кроме того, на иконах «Преображение Господне» Фаворский свет, знаменующий обетование грядущих человеческих судеб, почти всегда изображен в виде звезды, окружающей Спасителя, то есть Он, говоря словами Есенина, находится в «корабле звезды» (наблюдения Л.А.Киселевой — см.: «Есенин академический. », М., 1995, с. 170-173). Показательно, что вскоре после «Октоиха» Есенин написал поэму «Преображение».
Источник
